Спорткомплекс Авангард

В июне 1896 года почти одновременно произошли три события.

Одно из них широко отмечалось московской и петербургской спортивной печатью. На этот раз, в отличие от 1895 года, Москва не встречала, а торжественно провожала участников многодневной велогонки, а Петербург чествовал победителя — белоруса Михаила Дзевочко.

Второе событие было только вскользь замечено петербургским журналом «Самокат» и скромно отмечено в Витебске. Здесь давался старт «дальней поездки самокатчиков под руководством г. Пржесецкого в Нижний Новгород на художественно-промышленную выставку». Того самого Пржесецкого, который в 1894 году выиграл золотой приз «лучшего ездока», сделав 25 кругов в загородном саду «Елаги».

На третье событие обратил внимание только петербургский городовой, что стоял у Казанского собора. Его подозрительное око заметило сухопарого мужчину высокого роста, одетого по-крестьянски, с котомкой за плечами. Человек стоял и что-то записывал. По стоптанным сапогам и выцветшей одежде было видно, что он пришел не с Васильевского острова, а издалека. Путник постоял, постоял, посмотрел на знаменитые воронихинские решетки собора, охватившие полукруглую площадь перед западным входом, и направился по Невскому, любуясь архитектурой столичного проспекта.

Матрос Миронов, уроженец Тамбовской губернии, отслужив на флоте, был списан на берег во Владивостоке. Здесь он решил осуществить свою заветную мечту: посвятить жизнь путешествиям.

Средствами Миронов не располагал и поэтому отправился пешком из Владивостока в северную столицу.

Петербург путешественнику служил своего рода контрольным пунктом. Отсюда, повернув на юго-восток, Миронов пересек по диагонали европейскую часть России, преодолел пустынные и безводные Оренбургские степи и вышел в Среднюю Азию. Из Коканда, вооруженный одним только дорожным посохом, Миронов, на удивление современным альпинистам, без проводника, палатки и другого снаряжения преодолевает пять снежных перевалов исполинской гряды Памира. Побывав на «крыше мира», смелый путешественник возвращается к себе на родину.

Дождавшись весны, неутомимый землепроходец покинул Тамбовщину и держит путь в Порт-Артур через Маньчжурию и Китай.

Неиссякаемая энергия, смелость, сила воли этого человека, прошедшего 30 тысяч верст без попутчиков, без палатки, без оружия, по нехоженым тропам диких и глухих мест, вызывают удивление и восхищение.

Миронов вел дорожный дневник. Он тщательно записывал все достопримечательности, обычаи и быт народов, с которыми ему приходилось встречаться во время долгих странствий по необъятным просторам Российской империи.

Долгое время имя Миронова, как имена и дела многих других замечательных людей нашей родины, было похоронено на пыльных архивных полках.

В истории отечественного спорта есть интересное совпадение: старт другого спортсмена, поразившего мир своей выносливостью, находился в тех же краях, и каких начал свое путешествие Миронов. Только теперь в путь отправился не пешеход, а велосипедист.

Идея кругосветного путешествия на велосипеде в ту пору была не нова. Она настолько захватила умы велосипедистов всех стран, что конгресс Международной ассоциации циклитистов специальным постановлением утверждает программу кругосветного велотурне. Преодолеть Рубикон, за которым блестела всеми цветами радуги «Большая бриллиантовая звезда» — приз ассоциации за путешествие, пытались многие известные велосипедисты. Первым испытывает силы с двумя своими земляками чемпион Лондона Фразер. За ним — немец Райман и супруги Мак-Ильрайт из Америки. Но всех их постигла неудача — программа путешествия не была выполнена, и бриллиантовая звезда по-прежнему хранилась в сейфе ассоциации.

Новая попытка совершить на велосипеде кругосветное путешествие была совершена в 1911 году. Часовых дел мастера Онисима Панкратова, любителя-велосипедиста, прельщала не одна только награда и слава. Оставив за плечами 48 тысяч километров, он скажет корреспондентам:

«Я поехал в кругосветное путешествие как русский спортсмен с национальным флагом своей родины и решил со своей стороны приложить все силы, чтобы высоко поднять знамя российского спорта».

Панкратов жил и работал в Харбине. Отсюда он и начал свое путешествие. Провожали его друзья, газетные репортеры и духовой оркестр городской пожарной охраны. На первом километре Западного тракта собрались жители городской окраины. Всем интересно было посмотреть, как начнется небывалое путешествие вокруг света.

И вот — последние дружеские напутствия. Оркестр играет марш. Среднего роста, крепкий, широкоплечий, Панкратов садится на велосипед и начинает свой путь на запад, в далекий Петербург.

Перед Панкратовым раскинулись на многие тысячи километров безлюдные полудикие просторы дальневосточного края и Сибири. На ночь велосипедист забирался на деревья, в развилках между сучьями он находил приют себе и своему «стальному коню». Пробираясь по глухим таежным дорогам, Панкратов неделями не встречал человеческого жилья. Только иногда выйдет на дорогу дикий зверь, посмотрит с недоумением на приближающегося велосипедиста да шарахнется в испуге в сторону.

Шли недели, месяцы... За спиною Панкратова остался красавец Байкал, каменный пояс Урала, приволжские степи. Нижний Новгород, Москва. В Петербурге гонщика уже ждали. Любители велоспорта собрали для Панкратова небольшую сумму денег, окружили его вниманием, дали возможность отдохнуть и привести машину в боевую готовность перед поездкой по странам Западной Европы и Балканского полуострова.

В Берлине Панкратов уточняет свой маршрут и направляется в Швейцарию, намереваясь оттуда через знаменитый перевал Фурка на высоте 2500 метров попасть в Северную Италию. Весть о том, что русский спортсмен собирается преодолеть Альпы на велосипеде, появилась в швейцарских, австрийских и итальянских газетах. Панкратову пророчили всякие беды, называли самоубийцей: кому-кому, а жителям этих мест хорошо было известно, что перевал Фурка даже лыжники с опытными проводниками не всегда решаются преодолеть, а тут — велосипедист!

Но русский гонщик преодолел перевал, и перед ним открылись солнечные долины, красочные альпийские луга Северной Италии.

Неутомимый путешественник отмеривал на своем велосипеде сотни, тысячи километров по дорогам Австрии, Франции, Болгарии...

Впереди Стамбул. Здесь нашему гонщику пришлось познакомиться с несколько необычным гостеприимством. Панкратова принимают за болгарского шпиона и бросают в тюрьму. Допрашивали гонщика так, что после окончания следствия ему пришлось еще около месяца пролежать в больнице.

Оставшись без гроша, Панкратов, нанимается матросом на корабль, идущий в Англию. После благополучного плавания он продолжает свое путешествие по Британским островам. К этому времени Панкратов сменил на своей машине более десятка колес. На дорогах от Харбина до

западных берегов Англии истрепалось около пятидесяти покрышек и камер. Все это требовало больших денег. Владельцы крупных газет и издательств предлагали русскому гонщику крупную сумму за дорожный дневник. Но Панкратов хотел сохранить дневник для России и на сделку не пошел.

На корабле Панкратов пересекает Атлантический океан. В Нью-Йорке начинается его неповторимый пробег протяженностью в 7000 километров к берегам Тихого океана.

И вновь Панкратова отговаривают, ему рассказывают, что еще никто не возвращался живым из пустыни Кобри, что и он там погибнет. Эти предостережения не раз вспоминал Онисим Петрович, когда пять суток, сбившись с пути, блуждал по «мертвой стране» без пищи и воды.

Особенно подорвали его силы бессонные ночи. Более недели Панкратов не смыкал глаз — пустыня Кобри кишела гремучими змеями. «Лечь на землю,— писал велосипедист в дневнике,— равносильно подписанию себе смертного приговора, который обжалованию не подлежит и приводится в исполнение тотчас — всюду гады, гады и гады».

С огромным трудом русский гонщик преодолел пустыню и подошел к новому испытанию. Теперь путь к Тихому океану ему преградили горные хребты. Без проводника, без альпинистского снаряжения Панкратов с велосипедом карабкался по горным тропам. Когда он вышел к океану, на него смотрели как на чудо, как на человека с крыльями.

Короткий отдых, плавание по Тихому океану, и вновь Панкратов на велосипеде. Гавайские острова. Австралия, Япония. Корея, Китай — вот этапы его беспримерного путешествия.

28 июля 1913 года, пробыв в дороге более двух лет и оставив за собою 48 тысяч верст, Панкратов вернулся в Харбин. За выдающийся спортивный подвиг объединения велогонщиков 265 зарубежных городов наградили его призами, а Международная ассоциация циклитистов — «Большой бриллиантовой звездой».

Теперь давайте вспомним о втором событии, которое произошло в 1896 году,— «о дальней поездке витебских самокатчиков под предводительством г. Пржесецкого в Нижний Новгород на художественно-промышленную выставку». Велосипедистам предстояло преодолеть в оба конца более двух тысяч километров. Шестеро витеблян даже не подозревали, что установят рекорд дальности пробега для своего времени.

В Витебске мысль о велопробеге родилась еще за год до открытия выставки. Иллюстрированные журналы да и местная губернская газета много писали о художественно-промышленной выставке. Ей придавали большое значение, стараясь шумихой отвлечь внимание общественности от назревавшего экономического и политического кризиса. Готовился к выставке и Витебск, как крупнейший город Западного края, в который входили белорусские губернии.

Как всегда бывает в таких случаях, если намечается какое-нибудь путешествие, желающих, хоть отбавляй. Но вот наступило время отъезда... На трехэтажной башне городской ратуши часы пробили 10 утра, а к путешествию были готовы только шесть человек.

Велосипедисты хорошо подготовились к дальнему и трудному пути. Они приспособили для поклажи простые ученические ранцы, разместив их по обеим сторонам заднего колеса. Притороченный к багажнику вещевой мешок дополнял снаряжение путешественника. Весь маршрут был расписан по дням. Сжатые его сроки определялись недостатком денег. Основную ставку велосипедисты делали на туго набитые провизией ранцы да на походный котелок. Пищу они решили готовить сами на бивуаках, ночевать в палатке, а в гостиницах останавливаться на обратном пути, чтобы осмотреть интересные исторические места Владимира, Москвы и Смоленска.

Выслушав напутственное слово «отцов города», которые, кстати, щедры были только на слова, а на пробег не дали ни копейки, велосипедисты двинулись в путь. Впереди лежало 42 версты до Лиозно. Во второй день путешественники минули Гранки. Четвертая ночь была проведена уже под Смоленском. Втянувшись в педалирование, витебляне день ото дня стали увеличивать переходы: за спиной остались Ярцево, Вязьма, Гжатск, Можайск. Утром, по холодку, не останавливаясь, проскочили Москву. Затем стали лагерем между Петрово и Владимирским трактом. Теперь до Нижнего Новгорода оставалось 420 верст.

Старший пробега Пржесецкий оказался не только опытным велосипедистом, но и хорошим организатором. У путешественников был строгий распорядок дня: точно рассчитаны часы сна, принятия пищи, осмотра машин, установлен ежедневный километраж. Каждый знал, когда ему варить обед, ставить палатку, разжигать костер или идти в ближайшее село за молоком и картофелем. Кроме казначея в пробеге был и свой «летописец». Он аккуратно заносил в толстую тетрадь все события, дорожные впечатления и делал в волостных и городских управах отметки в «реестровом журнале». До открытия выставки оставалось мало времени, и, по словам того же «летописца», велосипедисты «резво покатили по многострадальной Владимирке к берегам Волги-матушки».

Нижний Новгород в последний день перед открытием выставки напоминал встревоженный улей. На постоялых дворах, в гостиницах и ночлежках негде было яблоку упасть. По улицам — не проехать.

Никакого плана устройства выставки не было. На местах экспонаты отбирало уездное начальство. Стараясь выслужиться или удивить мир, губернские деятели нагружали целые возы пенькой, лыком, дубовой клепкой, дугами, ободьями колес, сырыми шкурами, свиной щетиной. В Нижнем Новгороде они, к своему разочарованию, узнавали, что нужна только одна пара лаптей или один скат колес. Все оставшееся добро сбывалось за бесценок пронырливым скупщикам.

В этом хаосе витебляне почувствовали себя песчинкой в океане. Их велосипеды из удобного вида транспорта превратились в обузу — ездить по улицам было невозможно. Напрашивалось единственно правильное решение — остановиться за городом.

Небольшое село Горбатовка оказалось более гостеприимным, чем Нижний Новгород. Здесь путешественники переночевали и, оставив лишние вещи, чуть свет отправились в город.

Целый день путешественники из Белоруссии знакомились с выставкой, которая скорее походила на боевой стан, чем на мирную демонстрацию промышленных изделий. Море людей, в беспорядке разбросанные пестрые шапки шатров, брезентовых крыш бараков — выставочных павильонов. И всюду флаги, яркие вывески харчевен, ломовые извозчики с доверху нагруженными всякой кладью телегами, лотки разносчиков пирогов, прикрытых ватной покрышкой, плывущие, как скатерти-самобранки над головами людей, цветные платки женщин. А вдали — Волга...

За длинной улицей трактиров, украшенных аляповатыми вывесками и государственными флагами, в глаза бросался своим строгим оформлением большой деревянный павильон Крайнего Севера. В этом павильоне посетители чувствовали себя, будто попали на север. На стенах висели невыделанные шкуры белых медведей. Вдоль стеллажей выстроился ряд грубых бочек с рыбой, от которых шел резкий запах, груды огромных моржовых клыков блестели ослепительной белизной, высились мотки морских канатов, ворохи снастей, скрутки чудовищных шкур белух, челюсти кита, похожие на стропила амбара...

У огромного чана, наполненного водой, собралась большая толпа. В чане резвился тюлень по кличке Васька. Тюлень чувствовал себя отлично, хватал рыбешку, хлопал ластами и смотрел на людей большими добрыми глазами.

В павильонах «Юг России», «Урал», «Петербург — Москва» была выставлена продукция заводов и фабрик. В углу, лоснясь от масла, стоял паровой двигатель для молотилки, ножные горны. На длинных столах лежали серпы, косы, молотки, ножи, подсвечники, кастрюли, чугуны и другая домашняя утварь. Иваново и Ярославль привезли ситцы. Гусь-Хрустальный блестел гранями разноцветного стекла.

В павильоне Западного края, который представлял белорусские губернии, пахло березовым дегтем, сосновой смолой да лыковыми лаптями. Техника была представлена телегами на деревянном ходу да каменными жерновами. Фабричное производство — щетками, пеньковыми веревками, свечами да огромными, янтарного цвета, кругами топленого воска. Бочки с медом и сушеные вьюны, нанизанные на прутья, дополняли экспозицию.

Велосипедисты из Витебска не удивлялись экспонатам своего края, им было хорошо известно, что даже в их городе, самом крупном в Западном крае, было всего 422 рабочих. Да и те, пожалуй, больше походили на кустарей. Ведь «фабрикой» в то время называли кустарную мастерскую с двумя подмастерьями.

В дневнике пробега имеется интересная запись, относящаяся к пребыванию витебских велосипедистов в Нижнем Новгороде. Уже когда все было готово к отъезду, на глаза витеблянам попала театральная афиша. В Нижегородском театре давалась опера «Иван Сусанин» с участием Федора Шаляпина. Витебляне, не задумываясь, на оставшиеся деньги купили билеты и пошли в театр.

Без особых приключений велосипедисты вернулись в родной город.